Гражданин! Мать - это республика, а папа - стакан портвейна.
Я не уверена, что справлюсь, ибо даже первый день писала два дня
Но я постараюсь. Мне надо тренироваться, а то что-то я совсем распустилась.
1. День заявок от напарников.
(спасибо пресветлая Морриган за содействие)
Ключи - жвачка, ностальгия, театр
В первый раз это была жвачка.
Обычно в их школе жвачки лепили на стулья. Под столешницы. В волосы заклятым врагам. Лепили неприятные липкие комочки, но никак не подбрасывали в портфель целую нераспечатанную пачку. Ника обнаружила её только дома, вынимая из сумки учебники; пачка вылетела при попытке вытащить толстую папку с рисунками, вылетела вместе с парой записок и гигиенической помадой. Помаду Ника сунула в карман, записки бросила на стол, а пачку повертела в руках, пытаясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах она её покупала. Обстоятельства вспоминаться не желали, и всё это выглядело достаточно подозрительно, но жвачка была вишнёвая, её любимая. Поэтому Ника махнула рукой, распечатала пачку, сорвала фольгу с одного из нежно-розовых прямоугольничков и принялась жевать, пока не пришла бабушка и не устроила разнос - мол, что ты всякую гадость в рот тащишь, суп-то потом есть не станешь небось.
Потом был "Киндер-сюрприз". Его она нашла на перемене, когда вернулась в класс, отведя подругу к медсестре. "Киндер" был сразу заметен в открытой пасти некрасивого, очень не нравившегося самой Нике портфеля - на его покупке настояла мама, Ника бы предпочла что-нибудь менее мрачное и более розовое. Игрушка внутри оказалась дурацкая, что-то вроде маленькой карусели, которую было непонятно как собрать. Ника ела шоколад, отламывая по кусочку, и размышляла над сюрпризом куда более интригующим, чем какие-то там игрушки. Одноклассники заверили её, что не видели, кто это сделал; Мишка с Лёней, правда, обменялись странными, почти заговорщическими взглядами, но ничего не сказали.
На следующий день она его поймала, зайдя на уроке спорта в раздевалку. Увидев, что он там больше не один, он вздрогнул (мальчик! В раздевалке девочек! А если бы это учительница зашла?) и выронил полосатый леденец на палочке. Ника нагнулась и подняла леденец. На упаковке латиницей значилось: "Lizak".
- Мишка, - сердито сказала она. - Это ты мне жвачку подсунул? И "Киндер"?
- Я, - скорбно признал Мишка.
Ника смущённо заулыбалась.
- Спасибо, - проговорила она.
Это был её первый поклонник за все девять лет жизни.
***
Я видела это место во сне не раз и не два - не то полудикий парк, не то полуцивилизованный лес, бескрайний и зелёный настолько, насколько бывает лишь на снимках, прошедших через фотошоп. Стройные ели и сосны, прямые как стрелы, густые чащи, ясное небо над верхушками. Расчищенные дорожки, всюду холмы-холмы-холмы - должно быть, ежели бродить в этих краях весь день, чертовски разболятся ноги от постоянного хождения вверх-вниз. Обрыв - крутой, высокий, вызывающий желание не спрыгнуть, а постоять на краю, любуясь высокими - ух! - безмятежными небесами. Что внизу - всё тот же лес? Луг? Река? А вот этого не знаю - не заглядывала.
И, знаешь, всякий раз, как я вижу это место, у меня такое ощущение, будто когда-то я там бывала. Может, даже жила. Такая смутная тоска... ностальгия? Хочу туда. Другие люди в Анталию хотят или там в Барселону, а я хочу туда. А этого места, возможно, и не существует даже.
Да нет, глупости. Должно оно где-то быть. Не может быть такого, чтобы мне даже там...
Ну ты меня слушаешь или нет, изверг?
***
"Театр начинается с вешалки!" - любил повторять он. Ему полагалось, ему нужно было любить эту фразу - он работал гардеробщиком. Принимал и развешивал на крючках дорогие шубы и не очень дорогие пуховики, изящные женские пальто и пахнущие одеколоном мужские куртки. Он был весел, сед, бородат и хромал на одну ногу. Одна из буфетчиц, дама не по годам восторженная и обожавшая классическую литературу - или, по крайней мере, обожавшая утверждать, что обожает классическую литературу - любила повторять, что он похож на Льва Николаевича Толстого. "Лев Николаевич" смеялся и отмахивался.
Руководство театра выделяло ему билеты на каждую премьеру. Сам он, однако, на спектакли не ходил. Билеты отдавал дочери - та приходила либо с очередным мужчиной (в её жизни они не задерживались настолько традиционно, что постепенно она к этому привыкла), либо с сыном. Внук гардеробщика был тихим задумчивым мальчиком с длинными ресницами; в возрасте, когда не все его сверстники могли назвать хотя бы пару пьес Шекспира, он успел посмотреть постановки большинства из них.
О том, что его дед когда-то сам играл на сцене того же провинциального театра, где обслуживал зрителей в гардеробе, мальчик узнал, уже будучи не столько мальчиком, столько юношей - делали ремонт, откопали на антресолях старый фотоальбом. На подвыцветших карточках - его молодой дед в роли то Лаэрта, то Джона Уординга, то Бориса из "Грозы"... На вопрос о том, что заставило актёра, выглядевшего на фото столь увлечённым своим делом, разорвать связь со сценой вплоть до непосещения спектаклей, мать ответить не смогла. Не было принято об этом говорить... кажется, была какая-то некрасивая история, кажется, какая-то женщина... бабушкино лицо делалось каменным, когда кто-нибудь поднимал эту тему... ничего точно не известно, в общем. Сам весёлый гардеробщик на тот момент уже несколько лет как ничего поведать не мог - даже если захотел бы.
Фотоальбом закрыли и отправили обратно на антресоли. Кто знает, возможно, не стоит ворошить воспоминания, которые хотел бы стереть тот, кому они принадлежали.
Впрочем, потом юноша - будучи уже не столько юношей, сколько молодым мужчиной - всё-таки раскопал, в чём было дело, и даже написал пьесу по мотивам - разумеется, изменив имена. Но это - совсем другая история.

1. День заявок от напарников.
(спасибо пресветлая Морриган за содействие)
Ключи - жвачка, ностальгия, театр
В первый раз это была жвачка.
Обычно в их школе жвачки лепили на стулья. Под столешницы. В волосы заклятым врагам. Лепили неприятные липкие комочки, но никак не подбрасывали в портфель целую нераспечатанную пачку. Ника обнаружила её только дома, вынимая из сумки учебники; пачка вылетела при попытке вытащить толстую папку с рисунками, вылетела вместе с парой записок и гигиенической помадой. Помаду Ника сунула в карман, записки бросила на стол, а пачку повертела в руках, пытаясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах она её покупала. Обстоятельства вспоминаться не желали, и всё это выглядело достаточно подозрительно, но жвачка была вишнёвая, её любимая. Поэтому Ника махнула рукой, распечатала пачку, сорвала фольгу с одного из нежно-розовых прямоугольничков и принялась жевать, пока не пришла бабушка и не устроила разнос - мол, что ты всякую гадость в рот тащишь, суп-то потом есть не станешь небось.
Потом был "Киндер-сюрприз". Его она нашла на перемене, когда вернулась в класс, отведя подругу к медсестре. "Киндер" был сразу заметен в открытой пасти некрасивого, очень не нравившегося самой Нике портфеля - на его покупке настояла мама, Ника бы предпочла что-нибудь менее мрачное и более розовое. Игрушка внутри оказалась дурацкая, что-то вроде маленькой карусели, которую было непонятно как собрать. Ника ела шоколад, отламывая по кусочку, и размышляла над сюрпризом куда более интригующим, чем какие-то там игрушки. Одноклассники заверили её, что не видели, кто это сделал; Мишка с Лёней, правда, обменялись странными, почти заговорщическими взглядами, но ничего не сказали.
На следующий день она его поймала, зайдя на уроке спорта в раздевалку. Увидев, что он там больше не один, он вздрогнул (мальчик! В раздевалке девочек! А если бы это учительница зашла?) и выронил полосатый леденец на палочке. Ника нагнулась и подняла леденец. На упаковке латиницей значилось: "Lizak".
- Мишка, - сердито сказала она. - Это ты мне жвачку подсунул? И "Киндер"?
- Я, - скорбно признал Мишка.
Ника смущённо заулыбалась.
- Спасибо, - проговорила она.
Это был её первый поклонник за все девять лет жизни.
***
Я видела это место во сне не раз и не два - не то полудикий парк, не то полуцивилизованный лес, бескрайний и зелёный настолько, насколько бывает лишь на снимках, прошедших через фотошоп. Стройные ели и сосны, прямые как стрелы, густые чащи, ясное небо над верхушками. Расчищенные дорожки, всюду холмы-холмы-холмы - должно быть, ежели бродить в этих краях весь день, чертовски разболятся ноги от постоянного хождения вверх-вниз. Обрыв - крутой, высокий, вызывающий желание не спрыгнуть, а постоять на краю, любуясь высокими - ух! - безмятежными небесами. Что внизу - всё тот же лес? Луг? Река? А вот этого не знаю - не заглядывала.
И, знаешь, всякий раз, как я вижу это место, у меня такое ощущение, будто когда-то я там бывала. Может, даже жила. Такая смутная тоска... ностальгия? Хочу туда. Другие люди в Анталию хотят или там в Барселону, а я хочу туда. А этого места, возможно, и не существует даже.
Да нет, глупости. Должно оно где-то быть. Не может быть такого, чтобы мне даже там...
Ну ты меня слушаешь или нет, изверг?
***
"Театр начинается с вешалки!" - любил повторять он. Ему полагалось, ему нужно было любить эту фразу - он работал гардеробщиком. Принимал и развешивал на крючках дорогие шубы и не очень дорогие пуховики, изящные женские пальто и пахнущие одеколоном мужские куртки. Он был весел, сед, бородат и хромал на одну ногу. Одна из буфетчиц, дама не по годам восторженная и обожавшая классическую литературу - или, по крайней мере, обожавшая утверждать, что обожает классическую литературу - любила повторять, что он похож на Льва Николаевича Толстого. "Лев Николаевич" смеялся и отмахивался.
Руководство театра выделяло ему билеты на каждую премьеру. Сам он, однако, на спектакли не ходил. Билеты отдавал дочери - та приходила либо с очередным мужчиной (в её жизни они не задерживались настолько традиционно, что постепенно она к этому привыкла), либо с сыном. Внук гардеробщика был тихим задумчивым мальчиком с длинными ресницами; в возрасте, когда не все его сверстники могли назвать хотя бы пару пьес Шекспира, он успел посмотреть постановки большинства из них.
О том, что его дед когда-то сам играл на сцене того же провинциального театра, где обслуживал зрителей в гардеробе, мальчик узнал, уже будучи не столько мальчиком, столько юношей - делали ремонт, откопали на антресолях старый фотоальбом. На подвыцветших карточках - его молодой дед в роли то Лаэрта, то Джона Уординга, то Бориса из "Грозы"... На вопрос о том, что заставило актёра, выглядевшего на фото столь увлечённым своим делом, разорвать связь со сценой вплоть до непосещения спектаклей, мать ответить не смогла. Не было принято об этом говорить... кажется, была какая-то некрасивая история, кажется, какая-то женщина... бабушкино лицо делалось каменным, когда кто-нибудь поднимал эту тему... ничего точно не известно, в общем. Сам весёлый гардеробщик на тот момент уже несколько лет как ничего поведать не мог - даже если захотел бы.
Фотоальбом закрыли и отправили обратно на антресоли. Кто знает, возможно, не стоит ворошить воспоминания, которые хотел бы стереть тот, кому они принадлежали.
Впрочем, потом юноша - будучи уже не столько юношей, сколько молодым мужчиной - всё-таки раскопал, в чём было дело, и даже написал пьесу по мотивам - разумеется, изменив имена. Но это - совсем другая история.
@музыка: Чайф - А не спеши ты нас хоронить
@темы: расписываем ручку
У тебя хорошо получаются сюжеты, вот 1 и 3 особенно. Третье так вообще хотелось бы почитать, эм, в полном-полном объеме, со всеми пред- и постисториями.
Второе - такая личная зарисовка, лирика.)
Сюжеты, эм... у меня бывает такое, что стихийно возникает какой-то его момент, но на то, чтобы продумать целиком весь большой сюжет, меня обычно не хватает
Я рада, что тебе понравилось =) Только, кажется, писать я это буду не каждый день, а, ээ, время от времени